Дела думские
Вторая Государственная Дума Российской империи была распущена в июне 1906 года из-за ее сварливого характера, просуществовав чуть более трех месяцев. Хотя перед началом работы ее члены давали «торжественное обещание»:
«Мы, нижеименованные, обещаем пред Всемогущим Богом исполнять возложенные на нас обязанности членов Государственной Думы по крайнему нашему разумению и силам, храня верность Его Императорскому Величеству, Государю Императору и Самодержцу Всероссийскому и памятуя лишь о благе и пользе России, в удостоверение чего своеручно подписуемся».
Составитель биографий российских парламентариев сербско-русский журналист Милан Бойович восторженно описывал Таврический дворец:
«Место собрания народных избранников, лучших людей всего населения нашей необъятной Родины. Окружающий этот дворец густой, тенистый сад — теперь место отдыха наших депутатов, удаляющихся туда после долгой, томительной работы за дело народа».
Среди народных избранников — депутат от Бессарабской губернии Владимир Митрофанович Пуришкевич. В справочнике Бойовича сообщалось, что Пуришкевич окончил кишиневскую гимназию с золотой медалью и историко-филологический факультет Новороссийского университета по классическому отделу, что был удостоен золотой медали за конкурсное сочинение «История олигархических переворотов в Афинах». Работал в уездных и губернских земствах.
Первое время в думе Пуришкевич вел себя смирно, но, переизбравшись в третью Государственную Думу, вдруг осознал, что в нем ожил дух Второй с ее постоянными дрязгами и склоками. И уже в январе 1908 года закатил грандиозный скандал, приведший к расколу думской фракции правых, число которых возросло с 22 до 51 депутата.
Соперничество Пуришкевича с лидером Союза русского народа Александром Дубровиным привело к тому, что Пуришкевич, не лишенный литературного таланта, опубликовал в петербургской монархической газете «Колокол» стихотворение «Врагам». Все бы ничего, если бы не любовь Пуришкевича к акростихам. Если читать только первые буквы стихотворения, то получалось «Дубровин — дурак».
Итог — вызов на дуэль и исключение из рядов Союза русского народа. Но Пуришкевич не унывал: количество вызовов на дуэли за все его выходки зашкаливало, мир правых разделился на «дубровинцев» и «пуришкевичей». А вскоре появился Союз Михаила Архангела во главе с Пуришкевичем, «перетянувшим на свою сторону шесть отделов Союза русского народа».
По принципу «Кто не с нами, тот дурак»
Найденный образ системно-несистемного «народного избранника» пришелся по душе Пуришкевичу, обнаружившего в себе дар недюжинного оратора, полемиста и скандалиста.
На одном из заседаний Думы он обозвал лидера партии кадетов Павла Милюкова «мерзавцем». На требование извиниться под угрозой устранения на 10 заседаний Пуришкевич взял обратно «непарламентское слово», заявив, «что это слово начинается с первой буквы имени Милюкова». И был удален на 15 заседаний.
В думе Пуришкевич публично поклялся побить рекорд красноречия, установленный октябристом Василием Константиновичем фон Анрепом, проговорившим два часа с четвертью. Взойдя на трибуну, Пуришкевич не уложился даже в три часа, окончательно утомив депутатов, один из которых даже грохнулся в обморок.
Не забывал Пуришкевич и о коллегах по цеху, написав двухактную пьесу в стихах «Законодатели», отрывки из которых прочел на собрании своей партии в сентябре 1908 года. Союзники по Думе представали «спасителями Отечества», левые — «продажными душами», центристы — «опытнейшими фокусниками, сплотившимися в антрепризу».
Ходячий словарь для извозчиков
Под подозрение попал и набиравший силу кинематограф — в конце 1908 года по призыву Пуришкевича 60 добровольцев из Союза Михаила Архангела провели рейд по всем кинотеатрам Санкт-Петербурга «с целью осмотра, нет ли в них кощунственных, порнографических и антипатриотических картин». И что-то даже нашли, отправив петицию градоначальнику.
Пуришкевич становился настолько узнаваемым, что оказался непременным героем столичных сатирических листков — того же приложения к московской газете «Раннее утро» под своеобразным названием «Цыцъ! (Центральный орган веселых покойников)». Речь шла о новогодних праздниках:
«Столица веселится. Пуришкевич, за неимением думской трибуны и по случаю того, что все присутственные места, театры и рестораны закрыты, бродит по улицам столицы и бранится нехорошими словами… Извозчики заимствуют некоторые удачные выражения».
Ссора Пуришкевича с бароном Александром Мейндорфом даже попала на страницы романа Виктора Ивановича Лихоносова «Наш маленький Париж»:
«Когда сынок барона Мейендорфа (из свиты его величества) вызывал Пуришкевича на дуэль, тот ему знаешь что ответил? — «Вы только дворянин, а я еще и Пуришкевич».
Взял отпуск ради домашнего ареста
Сидеть спокойно у Пуришкевича явно не получалось — газеты буквально захлебывались от сенсаций. Он умудрился выехать на своей карете прямо на рельсы, что привело к дорожному столкновению. Но Пуришкевич при помощи ненормативной лексики обвинил в случившемся несчастного вагоновожатого. Мировой судья придерживался противоположного мнения, приговорив думского оратора к штрафу в 25 рублей или аресту на 5 дней.
Под стать предыдущим выходкам и эпистолярное творчество Пуришкевича. Одной из своих жертв он выбрал вице-председателя Международного совета женщин Анну Философову, послав ей бранчливое письмо, вложенное в конверт с думским штемпелем.
Возмущению влиятельной феминистки не было предела, а члены фракции правых потребовали от Пуришкевича письменных извинений. Он согласился, отправил второе письмо, после чего почтенная дама обратилась в суд. Тяжба тянулась более года, а ее итогом стал домашний арест Пуришкевича на семь дней, ради которого он даже взял отпуск.
Заседания третьей Думы также не обходились без эксцессов. Члены фракции правых исключались на 73 заседания Думы, и 50 исключений пришлось на долю Пуришкевича. А когда его изгнали из рядов дворянства Бессарабской губернии, он тут же приобрел земельный участок под Курском, и в четвертую Думу в 1912 году избрался от дворянства этой губернии.
Яд и пули для старца
На долю четвертой Думы пришлась Первая мировая война — в рядах депутатов воцарился временный мир. Но война оказалась долгой и не совсем удачной. Главным виновником неудач на фронте пресса объявила Григория Распутина.
В высших кругах зрел заговор убийства «святого старца». Возглавил его князь Феликс Юсупов. Но какой же заговор без Пуришкевича? На предложение Юсупова принять участие в устранении Распутина депутат согласился без долгих раздумий.
Покушение было организовано из рук вон плохо. Припасенный яд не подействовал. Стрелком Юсупов оказался посредственным — Распутин смог подняться и выбежать во двор. И тут в дело вступил Пуришкевич, выхватив револьвер системы Savage и бросившись вдогонку. Двойной промах:
«Распутин подбегал уже к воротам, тогда я остановился, изо всех сил укусил себя за кисть левой руки, чтобы заставить себя сосредоточиться, и выстрелом (в третий раз) попал ему в спину. Он остановился, тогда я уже тщательнее прицелившись, стоя на том же месте, дал четвертый выстрел, попавший ему, как кажется, в голову».
Власть не отреагировала на убийство Распутина — заговорщики отделались легким испугом, а Пуришкевича на фронте чествовали как спасителя Отечества.
Новая власть оказалась не столь снисходительной: большевики арестовали Пуришкевича в ноябре 1917 года за участие в монархистском заговоре и приговорили к 4 годам общественных работ.
Но уже в апреля 1918-го его выпустили за обещание не заниматься политической деятельностью. Решение принял сам «железный Феликс». Но Пуришкевич не был бы Пуришкевичем, если бы сдержал слово.
Он тут же откочевал на юг с лекциями в поддержку Белого движения. В марте 1919 года путь Пуришкевича лежал в «деникинский Екатеринодар».
«Гастролер»
Слухи о приезде Пуришкевича опережали сам приезд. Язвительный фельетонист местной газеты Самуил Маршак, писавший под псевдонимом доктор Фрикен, опубликовал стихотворение «Гастролер»:
«Но без нужды, по доброй воле
Из края в край, из града в град
Несется перекати-поле
Известный думский депутат.
Читает лекции в Одессе,
Громит правительство в Крыму.
И много места в южной прессе
Сейчас отводится ему.
Бродячий лектор Пуришкевич
Особым свойством знаменит:
Как незабвенный Собакевич
Он всех ругает, всех бранит.
Тот спекулянт, другой предатель.
Так много всякого жулья.
Есть у него один приятель
И тот, по совести, свинья!
Как сообщают нам газеты,
Везет он нынче на Кубань
И стихотворные памфлеты
И прозаическую брань…»
Но Маршак не смог предугадать, к чему приведет вояж Пуришкевича.
Газета «Великая Россия» анонсировала, что в Зимнем театре 13 и 14 марта состоится две лекции Пуришкевича «Россия вчера и сегодня — Россия завтра». В них он намеревался затронуть такие темы, как «дореволюционная Россия и Россия в дни угара революции», «общественные организации правого и левого толка, их герои», «пути оздоровления — схема возрождения России», «Республика или Монархия?».
Однако оказалось, «что театр оцеплен стражниками, которые не пропустили ни публику, ни самого лектора, которого публика встретила шумными аплодисментами».
На следующий день Пуришкевич отправил письмо в редакцию «Великой России»:
«Сбор с обеих моих лекций, не допущенных применением вооруженной силы Кубанской Рады за исключением еще не проданных билетов, дал двадцать пять тысяч рублей. Прошу лиц, взявших билеты, явиться за получением своих денег в кассе театра».
Протест, под которым поставили подпись 510 потерявших возможность послушать лектора, но Рада осталась непреклонной.
Оскорбленный Пуришкевич отправился в Царицын, где под овации публики в битком набитом театре «Парнас» прочел вместо двух сразу три лекции.
Жизнь Пуришкевича оборвалась в Новороссийске: он умер от сыпного тифа 24 января 1920 года. И был похоронен в братской могиле.
