«Безумный доктор»
К 1912 году футуристы в России набирали силу, изо всех сил стремясь влепить смачную «пощечину общественному вкусу».
К записным скандалистам в лице Маяковского-Бурлюка неожиданно примкнул вполне добропорядочный приват-доцент Военно-медицинской академии и врач Генерального штаба Николай Иванович Кульбин.
Он, всегда ходивший «в генеральской шинели на красной подкладке», в один прекрасный или не очень вечер «где-то в закоулках засыпанного снегом Петербурга потерял свою прежнюю душу».
Он шел по Троицкой площади, думал о делах, пациентах и лекциях, как вдруг на Каменноостровском проспекте вспыхнули фонари, все преобразилось и что-то изменилось внутри — «в его шинели и очках, с его лицом и походкой, открыв дверь его французским ключом, в эту квартиру вошел другой человек».
И этот «другой человек» не просто примкнул к авангардистам, а стал писать музыку и картины, на собственные деньги организовывал выставки, постоянно выступал на них, заслужив у фельетонистов прозвище «сумасшедший доктор».
И везде Кульбин проповедовал свою теорию цветовой словесности:
«Словесность — совокупность словесных организмов, словесных неделимых. Каждая согласная имеет свой цвет: р — красная (кровь, драка, вражда, рок); ж — желтая (желание, вожделение, жажда); с — синяя; з — зеленая; х — серая; г — черно-желтая; к — черная. Цвет существует в живописи, звук — в музыке. В слове — словесные ценности».
Понимали его мало, но уважали сильно. Шутка сказать, свой теоретик в мире нового искусства! Да еще и готовый гастролировать по городам и весям России с популяризацией самых разных художественных проектов.
И выбор пал на Екатеринодар, где в музыкальном училище директорствовал давний петербургский знакомец, входивший в круг «бурлюков», — пианист Анатолий Николаевич Дроздов.
Дроздов брался договориться с местной картинной галереей в рамках «Весеннего музыкально-художественного праздника». От Кульбина требовались картины и приезд с докладом.
Битва с галеристом
Тридцатого марта 1912 года «Кубанский курьер» сообщил, что
«в ближайшем времени в городской картинной галерее им. А.Ф. Коваленко будут вывешены картины молодых художников-импрессионистов. Картины уже получены через директора музыкального училища Дроздова».
Футуристов от импрессионистов в провинции пока еще не очень-то отличали, поэтому сообщалось, что «художник Кульбин — ярый импрессионист. В столице им читаются доклады и лекции на тему о новом искусстве. В ближайшем времени он ожидается в Екатеринодаре, где им будет прочитана такая же лекция».
Кульбин виделся местному журналисту «пожилым человеком, нервным и подвижным», но «глубокой искренности и фанатичной преданности своему делу».
Успех лекции «О старом и новом в искусстве» был таков, что через три дня газеты объявили, что
«Кульбин предполагает повторить свою лекцию о новом искусстве, читанную им 15 апреля в клубе общества приказчиков. После лекции Кульбин выставит картины молодых художников направления «Мира искусства», «Треугольник» и др. в городской картинной галерее имени Ф.А. Коваленко. Будет выставлено около 100 картин».
Но не тут-то было! Основатель галереи имени своего имени был твердым приверженцем реализма, и всяким футуро-не-пойми-что не место в его храме искусства.
В воздухе запахло очередным скандалом. Срочно пришлось искать новое место для выставки:
«С 23 апреля по 1 мая в зале музыкального училища Императорского русского музыкального общества будет открыта выставка современной живописи. Плата за вход — 30 коп.».
На выставке Кульбин терпеливо объяснял каждую из картин. Своих он выставил свыше 40. Лентулов, Бурлюки да еще и плакат «Синий всадник» Кандинского. Только что из Мюнхена. В России такого еще никто не видел:
«Но у этой лошади такие странные ноги …
И вся она чрезвычайно странная, точно деревянная, или написана на смех.
И у меня стучится свирепое желание порешить, что художник просто мистифицирует нас, простофиль», — недоумевал фельетонист из «Кубанского края».
Одним словом, Кульбина не поняли, но разгоравшийся скандал удалось замять.
Он придумал «самолет»
Прошло 5 лет, и футуристы стали неотъемлемой частью литературно-художественной жизни. Один из самых ярких лидеров этого направления, помимо вездесущего Маяковского, — поэт и художник Василий Каменский.
В отличие от собратьев по перу и кисти, этот футурист, пожелавший вслед за Велимиром Хлебниковым называть себя «будетлянином», оказался еще и заядлым авиатором — одним из первых в России:
«Мир только начинает, его молодость — наша молодость. Крылья Райтов, Фарманов и Блерио — наши крылья. Мы, будетляне, должны летать, должны уметь управлять аэропланом, как велосипедом».
Сам Каменский не только освоил моноплан французской фирмы «Блерио», да еще и придумал, а точнее, переосмыслил слово «самолет». Когда-то так назывался ткацкий станок, но с подачи Каменского оно вытеснило «аэроплан» или «летательный аппарат».
Авиатором Каменский оставался не так чтобы долго, но в своей поэзии эту тему не оставлял:
«В разлетинности летайно
Над Грустинией летан
Я летайность совершаю
В залетайный стан
Раскрыленность укрыляя
Раскаленный метеор
Моя песня крыловая
Незамолчный гул — мотор».
К 1917 году у Каменского уже три поэтических сборника: «Нагой среди одетых», «Танго с коровами» и «Девушки босиком». И всероссийская слава, в лучах которой он просто купался. Выступал со своими поэмами даже в цирке. И писал об этом с нескрываемым удовольствием:
«В кафе (в Москве часто у Бома на Тверской) среди курящих и дамских шляп за черным турецким кофе с сигарой Он затуманенно — прищурив правый глаз — просматривал «Новый Сатирикон» и «Журнал Журналов», где Аверченко и Василевский острили над Его выступленьями в цирке. И не понимал Поэт: почему это журнал и газеты брезгливо — высокомерно относятся к великолепному яркому Искусству цирка».
И, как следствие, аншлаги по всей стране.
Кавказская гастроль
Перед началом Февральской революции Каменский оказался в Тифлисе:
«Известный антрепренер Федор Долидзе подписал со мной контракт на 15 гастролей по Кавказу и России с 1 февраля <…> Замелькали Батум, Кутаис, Баку, Армавир, Екатеринодар».
В Екатеринодаре Каменского ждали с нетерпением. Газета «Кубанский край» зазывала горожан в зал Первой женской гимназии, где должны «состояться две лекции в один вечер известного поэта футуриста Василия Каменского».
Темы лекций своеобразны — «Душа женщины (женщина сегодня и женщина будущего)» и «Поэзия улицы, поэзия цирка и поэзия спорта».
А чтобы зрители подготовились, полностью напечатали стихотворение «Из поэмии — Моя карьера»:
«О ты Судьба моя Поэта
Искусство Русского Артиста
Ты слишком оперно воспета
Моя карьера Футуриста.
Поэт мудрец и авиатор —
Помещик, доктор и мужик —
Я весь — изысканный оратор —
Я весь — последний модный пик».
И Каменский не подвел:
«Состоявшаяся 28 февраля лекция футуриста Василия Каменского собрала полный зал слушателей, по всей видимости, отнесшихся к лекции вполне серьезно.
Лектор изложил свои взгляды на искусство цирка, сообщил, в чем заключаются основы футуризма, иллюстрировал свои положения стихами и, наконец, сказал о женщине нынешней и будущей.
Во многих местах лекция чтения стихов вызывало аплодисменты слушателей. Стихи в большинстве были действительно хороши и новы.
Во время лекции на эстраде были развешены рисунки дамских нарядов, исполнены в виде наклейки вырезанных листков цветной бумаги. Рисунки заинтересовали публику своей оригинальностью и смелостью проектов».
Оратор остался весьма доволен реакцией местной прессы:
«В Екатеринодаре «Кубанский курьер» и «Кубанский край» светло по-молодому поздоровались с Гостем от Грядущего».
«Гость от Грядущего»
Но ни «Гость от Грядущего», ни собравшиеся в зале Первой женской гимназии не подозревали, что за день до выступления футуриста в Петрограде началась Февральская революция.
О восстании в столице поэт узнал через пару дней, находясь в Ростове-на-Дону:
«На заборах, на домах, на телеграфных столбах появились свеженаклеенные листовки большевиков, меньшевиков, эсеров, анархистов.
С пением Марсельезы, с красными флагами пришли в центр рабочие массы.
Ораторов подымали на руки.
Огненные речи жгли до слез.
Я тоже говорил до хрипоты <…> футуристическую лекцию, объявленную в театре, я заменил революционным митингом».
Собирались везде, всем хотелось поделиться мятежно-сокровенным. Уже 12 марта Каменский добрался до Петрограда. А там:
«Многочисленное собрание-митинг деятелей искусства и артистов, художников, архитекторов, музыкантов, литераторов, хористов и др. Михайловский театр был переполнен. Ораторы были ограничены тремя минутами. Выступило 46 ораторов, говоривших о положении искусства и о желательном будущем в его развитии. Говорили также и футуристы».
Кроме Каменского, на митинге выступил только что вернувшийся с фронта художник Леонид Сологуб. Но уроженцу Кубани вместо положенных трех выделили только одну минуту. И под гром аплодисментов он заявил, что «самое важное в настоящее время для всех нас — победа над немцами».
И никто не обратил внимания на скромную газетную заметку «Сожжение тела Гр. Распутина»:
«Тело Гр. Распутина, как нам сообщают, в последний момент со станции Семрино М.-В. Рыбинской железной дороги было передано на Финляндскую, а затем в автомобиле доставлено в деревню Гражданку, лежащую между Лесным и Пискаревкой. Извлеченный из гроба труп Распутина был предан сожжению».
(Читайте подробнее об одном из убийц Распутина в нашем материале.)
История начинала подводить первые итоги нового столетия.
